Сирийский кризис: почему Вашингтон не понимает Москву

Когда Россия ясно дала понять, что она не будет оставаться в стороне от сирийского конфликта, американские стратеги уяснили: им придётся дать русским ответ. Ситуация знакомая: уже много лет США отвечают на каждое одностороннее действие России, забывая при этом признать, что два государства находятся по разные стороны концептуального спора о природе суверенитета.

Для России суверенитет — традиционное понятие, восходящее к Вестфальскому договору, положившему конец Тридцатилетней войне (1648 г.). Согласно его положениям, государство имеет полную власть над своими территориями; внешние факторы не имеют права вмешиваться в дела суверенного государства.

Европейские же государства и администрация Обамы в США придерживаются иной, более поздней концепции, якобы основанной на общечеловеческих ценностях: если режим угнетает граждан, вполне допустимо вмешаться.

Журналист приводит комментарий Чарльза Циглера (Charles Ziegler) из Университета Луисвилля. Он писал в своей статье (2012 г.) о российской концепции суверенитета следующее: «Европа мало-помалу переходит, а то и уже перешла, от традиционной концепции современного государства к постмодернистской концепции ограниченного суверенитета с её приоритетом гуманитарных ценностей. Россия, как и Китай, в значительной степени придерживается модернистских принципов государственного управления, базирующихся на Вестфальском договоре и рассматривающих суверенитет как практически абсолютное понятие. Европейский космополитизм, как бы отвечая на это, трактует модернистскую интерпретацию суверенитета как устаревшую и даже варварскую. Соединённые Штаты находятся где-то между двумя видами суверенитета, далеко отстоящими друг от друга на протяжении модерна и постмодерна…» По мнению Зиглера, если западные реалисты и изоляционисты стоят ближе к первой концепции, то либералы и неоконсерваторы в целом разделяют вторую.

По мнению Леонида Бершидского, на уровне инстинктов европейский (а в последнее время и американский) подход представляется «более привлекательным». Ведь «для диктаторских режимов, например, для режима президента Владимира Путина в России, естественным является защита абсолютного суверенитета». Колумнист указывает, что такой подход полезен «для самосохранения» режимов, хотя это сохранение вовсе не обязательно учитывает интересы граждан. Кроме того, «постмодернистский» суверенитет основывается на гораздо более позднем международном консенсусе, нежели Вестфальский договор.

Обозреватель напоминает, что в 2005 году Генеральная Ассамблея Организации Объединённых Наций приняла резолюцию, подтверждающую «ответственность за защиту». Этот принцип позволяет международному сообществу использовать любые подходящие средства для защиты населения страны от режима, который устраивает этнические чистки или совершает военные преступления.

Реальность, однако, оказалась куда сложнее.

«Ответственность за защиту» стала предметом для горячих споров. Многие страны, в т. ч. Китай и Россия, сочли, что этот принцип более смахивает на «превентивную доктрину». «Ответственность за защиту» была впервые применена на практике для оправдания вооружённого вмешательства в 2011 году в дела Ливии (против режима Муаммара Каддафи). Премьер-министр России Путин назвал вмешательство Запада в дела Ливии «крестовым походом» против суверенной страны. Действия Запада, несмотря на несогласие Путина, одобрил тогдашний российский президент Медведев, и этот случай стал единственным актом неповиновения «слабого президента» Путину, полагает аналитик.

Сегодня Путин по-прежнему считает ливийское вмешательство Запада ошибкой. Российский президент неоднократно упоминает Ливию при обосновании поддержки Москвой режима Башара Асада в Сирии.

Между тем, полагает колумнист, хоть Путин и утверждает, что гуманитарная катастрофа в Сирии — результат вмешательства Запада, его скрытую цель увидеть легко — это корысть. Москва поставляет Асаду оружие, которое «убило тысячи сирийцев». Зато это соответствует принципу, согласно которому внешние факторы не имеют права попытаться сменить правящий режим в суверенной стране.

С другой стороны, можно утверждать, что Путин сам не соответствует принципам своей концепции. Колумнист приводит в пример «военные авантюры России в Грузии и на Украине». Напоминает он и «официальное объяснение» Путина: вмешательство России в обоих случаях было ответом на предыдущее вмешательство Запада — ведь тот содействовал незаконным сменам режимов в двух постсоветских странах.

По мнению автора, нет сомнений, что Путин отстаивает собственные прагматические интересы — как на постсоветских пространствах, так и на Ближнем Востоке.

Но вот что ещё интересно. Как бы то ни было, Путин защищает чёткую концепцию внешней политики, а вот США и их союзники с их собственными прагматическими интересами придерживаются «расплывчатой» политики.

Аналитик видит лишь три подхода к разрешению идеологического конфликта между Россией и Западом.

Первый: военное и экономическое противостояние Запада с Россией. При таком раскладе геополитическая позиция России «не будет иметь значения».

Второй: достижение договорённости великих держав о новых правилах международного урегулирования. Это будет означать разработку (вероятно, под эгидой ООН) весьма ограниченных и конкретных мер международного вмешательства. Это, конечно, вариант идеалистический, пишет автор.

Третий, наиболее вероятный вариант: каждый новый инцидент рассматривается как отдельная ситуация со своими последствиями (Realpolitik). Это в какой-то степени отражает подход к Украине: Путину позволили взять Крым; западные переговорщики вынудили Украину принять специальный статус тех территорий, что в настоящее время находятся «под контролем российских представителей». В Сирии это может означать ситуационный альянс с Россией против «Исламского государства», а затем закулисные переговоры либо о разделении территории Сирии, либо о поэтапном отстранении Асада от власти. Это вряд ли принесёт Западу славу, но всё же такой подход предпочтительнее «бесконечной дипломатической и военной эскалации», считает колумнист.

Военный эксперт Игорь Коротченко тоже выделил «реалистический сценарий». Всего в своём «ЖЖ» аналитик описал три вероятных дальнейших варианта развития событий в Сирии.

Первый сценарий — «негативный». Несмотря на российскую военно-техническую помощь, президенту Асаду не удаётся удержать контроль над ситуацией. Перед угрозой падения Дамаска Россия вынуждена эвакуировать посольство, персонал миссии главного военного советника и живущих в Сирии российских граждан.

Второй сценарий — «позитивный». Создаётся международная коалиция, получающая мандат на борьбу с «ИГ» от Совета безопасности ООН. В рамках участия в коалиции РФ ограничится использованием своей дальней авиации. В сухопутных операциях российские войска участия не принимают, эти функции выполняют сирийские вооружённые силы, иранская армия и КСИР. Что касается сухопутной операции на территории Ирака, то её проводят западные участники коалиции и монархии Персидского залива.

Наконец, «реалистичный» сценарий. Задачу сохранения Асада у власти решают Россия и Иран. «А вот тут я даже не берусь описывать возможные варианты действий — их слишком много, — пишет эксперт. — Ясно лишь одно: повторение афганской эпопеи в Сирии, с широкомасштабным вводом туда наших войск, на мой взгляд, полностью исключено».

К этому надо добавить, что в настоящее время армия Сирии начала использовать новые типы самолётов и наземных вооружений, предоставленные Россией.

17 сентября глава сирийского МИД Валид аль-Муалем заявил, что Россия предоставила его государству новое оружие и инструкторов для подготовки войск. Дамаск, отметил он, готов призвать российских военных для сражения в составе сирийской армии, если это будет нужно.

По словам неназванного источника «Рейтер» в сирийской армии, российская военная поддержка Дамаска увеличивается, причём вооружения «являются весьма эффективными и очень точными».