Почему не удается победить преступные колл-центры
Эльвира Набиуллина призналась: ей тоже звонили мошенники, представляясь сотрудниками банка. Председатель Центробанка предложила незамысловатый способ противодействия: класть трубку и сразу обращаться в свой банк.
Представители власти, крупных банков, операторы и правозащитники с больших трибун заявляют о существовании в тюремной системе неких преступных групп, которые организовали целые колл-центры. Под видом сотрудников банков через подменные телефонные номера они занимаются мошенничеством — в результате у граждан со счетов списываются средства. Правоохранители разводят руками, банки деньги не возвращают.
Зампред Сбербанка Станислав Кузнецов в декабре заявляет о 15 млн звонков гражданам за 2020 г. И предлагает ужесточить санкцию за преступления в сфере информационно-коммуникационных технологий, отдельно отметив необходимость радикально усилить охрану банковской тайны, в том числе выделить в отдельную статью 183.1 в Уголовном кодексе наказания за незаконное получение и разглашение сведений, составляющих банковскую тайну. Часть российских банков совместно с сотовыми операторами запускает специальные антифрод-системы, которые позволяют бороться с подменой номеров мошенниками.
ФСИН выносит на Совбез план борьбы с мошенниками и просит 3 млрд руб. на закупку техники, способной глушить сигналы сотовой связи из их учреждений.
Но почему-то никто не хочет задать вопрос: а как выглядит эта преступная деятельность? Как она возможна в стране, где правоохранительная машина находит террористов и экстремистов на этапе обдумывания преступления, а Центробанк, Росфинмониторинг так отрегулировали финансовый блок, что ни финансирование терроризма, ни легализация преступных доходов, ни подозрительные платежи не могут пройти.
А по факту имеем миллионы звонков, десятки тысяч преступлений и миллиарды похищенных у граждан рублей.
Итак, что же представляют собой тюремные колл-центры?
С уверенностью можно говорить, что мы имеем дело с организованными преступными сообществами, созданными специально для хищения у граждан мошенническим путем их законно заработанных и скопленных денег. Эти группы явно имеют сложную организационную структуру: есть внутри этой системы те, кто занимается непосредственно обзвоном, есть те, кто подбирает «кадры» и обучает этих «операторов» навыкам общения с клиентами банков. Определенно, кто-то занимается закупкой и поставкой оборудования в тюрьмы, есть те, кто открывает счета, снимает похищенные деньги и запускает их обратно в преступный оборот.
Невозможно заниматься обзвоном граждан из учреждений ФСИН так, чтобы это было незаметно для правоохранителей: оборудование, звонки — это профессиональная деятельность целых подразделений: 15 млн звонков не сделать из-под одеяла в камере. Причем, разумеется, большинство контактов совершается в рабочее, а не в ночное время. Вероятнее всего, в эти преступные сообщества входят и должностные лица ФСИН, а может, они и возглавляют их?
С точки зрения уголовного права деятельность указанных преступных сообществ подпадает под целый букет статей УК, самая тяжкая из которых 210 — организация преступного сообщества или участие в нем. Наказание за это преступление предусматривает лишение свободы вплоть до пожизненного срока.
Заниматься этими преступлениями должны специальные подразделения ФСИН, МВД и ФСБ. Но по каким-то причинами мы не видим этой работы.
Едва ли не каждый из нас слышал истории о пострадавших от действий мошенников, но мы не видим громких уголовных дел, посадок должностных лиц, организаторов. Выявление летом колл-центра в Матросской тишине — то исключение, что подтверждает правило.
Традиционно возникают вопросы: почему не работает система и правоохранители не могут справиться с этой тривиальной задачей? Почему системы противодействия финансированию терроризма не останавливают похищенные деньги? А если эти деньги идут на финансирование терроризма и свержение власти, то что тогда?
Возможно, правоохранительная система просто закрывает глаза на подобные преступления из-за непосредственной заинтересованности в такой деятельности? Ведь перефразируя Владимира Путина: хотели бы поймать, поймали бы.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции VTimes.