Почему дизайнер первого итальянского компьютера отказывался работать в ведущих компаниях страны: Этторе Соттсасс
Этторе Соттсасс родился в 1917 году, в семье архитектора, и сам получил образование в этой области. В годы учебы в университете начинал заниматься исследованиями и теорией дизайна (а эссе о дизайне и искусстве продолжал писать и издавать всю жизнь). Но прежде, чем начать собственную карьеру, он оказался в итальянской армии в годы Второй мировой войны, воевал в Черногории и выжил в югославском концлагере. Этот опыт, казалось, никак не повлиял на то, что создавал Соттсасс. Из-под его руки выходили яркие, жизнерадостные вещи, полные игры, иронии и скрытого эротизма.
В 1959 году его пригласили работать в компанию Оливетти, производившую печатные машинки.
В эти годы в Италии, оправившейся после войны, царствовал «хороший дизайн» - рациональные и лаконичные формы, благородные материалы, строгая логика и функциональность.
Однако Соттсасс, прирожденный бунтарь, даже в такой технологичной сфере бросил вызов «хорошему вкусу» - его модели печатных машинок были все так же просты и минималистичны, но их форма вызывала эмоции, а яркие оттенки притягивали взгляд. Их хотелось держать в руках, прикасаться к ним, обладать ими. Спустя много лет его будут осуждать за слишком «возбуждающий» дизайн печатных машинок – забыв о том, что его авторству принадлежат по-настоящему скандальные работы, например, ваза в форме мужских гениталий. Большой поклонник женской красоты, Соттсас называл одну из своих машинок, алую модель «Валентина», «девушкой, надевшей очень короткую юбку» - так смело и дерзко она выглядела. В годы работы с «Оливетти» он получил престижную премию за проект первого компьютера итальянского производства, конечно, очень яркий и оптимистичный.
Несмотря на свои смелые заявления, в 60-е Соттсасс завоевывал признание как добропорядочный дизайнер потребительских товаров – до тех пор, пока не оказался в Индии. Яркие краски чужой страны, ее древняя культура перевернули представление Соттсасса о дизайне. Он понял, что больше не хочет идти путем коммерческого дизайна, что задыхается в мире, полном правил, требований, ограничений… С тех пор он никогда больше не был «штатным дизайнером», хотя каждая из компаний, с которой он сотрудничал, мечтала заполучить его в штат.
Сначала он представил публике безумные керамические скульптуры как аксессуары для дома. Затем начал экспериментировать с материалами, цветами и принтами. Кровати из стекловолокна? Отлично! Пластик, акрил, ламинат, силикон в самых безумных и неожиданных сочетаниях? Разумеется! Соттсасс считал, что гедонистический, жизнерадостный подход к дизайну как нельзя лучше подходит темпераментным итальянцам, которые «столько раз подвергались набегам, что решили не строить на века, а просто радоваться жизни». Дизайнер настаивал, что дизайн имеет дело с духовной стороной жизни, а вещь обладает магическими свойствами – и проектировать нужно, опираясь на интуицию, а не на технологии.
Он дружил с битниками и музыкантами, прогуливался с Эрнестом Хэмингуэем, крутил один роман за другим (и в случае неудачи сублимировал в творчество – да-да, та самая скандальная ваза возникла в результате несчастной любви). Соттсасс прославлял чувственность, его работы приобретали волнующие изгибы и странную физиологичность.
В 1976 году на Венецианской биеннале он встретил журналистку и исследовательницу дизайна Барбару Радиче. Ей было тридцать три года, ему пятьдесят девять, и это была любовь – сначала к дизайну, а затем и друг к другу. Барбаре Радиче принадлежит самая подробная биография Соттсасса – в конце концов, кому, как не супруге, было известно о нем абсолютно все?
В 1981 году Этторе Соттсасс организовал и возглавил группу «Мемфис», полностью перевернувшую представление итальянцев о дизайне как таковом. Ему было шестьдесят четыре года. Название группы отсылало к песне Боба Дилана, и становилось понятно – ее представители готовы расшатать общественные устои! «Мы поставили индустрию на службу дизайну», - говорили они, имея в виду свою готовность использовать новейшие материалы и технологии для создания вещей, больше похожих на произведения авангардного искусства, чем на утилитарные предметы. Соттсасс сверг диктатуру функционализма. Его творения каждый мог использовать так, как считал нужным. Они были смешными, странными, неудобными, но неизменно яркими и выразительными.
«Нельзя обставить интерьер лишь вещами «Мемфиса», это то же самое, что питаться одними пирожными», - писал дизайнер (к тому же он сравнивал эти работы с запрещенными веществами). Однако другой его коллега по цеху – правда, из мира моды – готов был поспорить с этим утверждением. Карл Лагерфельд обставил свой роскошным дом в Монако одной лишь мебелью от «Мемфиса».
К архитектуре Соттсасс обратился лишь в очень зрелом возрасте. Ему было уже около восьмидесяти, когда он решил вернуться к той профессии, к которой готовился с детства. Как архитектор, он все же стремился к удобству для потребителей, однако говорил, что главное в архитектуре – чувства. Поэтому Соттсасс строил преимущественно частные дома, как нельзя лучше выражавшие внутренний мир заказчиков.
Соттсасс не расставался с фотокамерой, однажды взяв ее в руки. Он фотографировал… все подряд – вдохновляясь обыденностью. Для него не существовало различий между архитектурой, фотографией, живописью и дизайном – вернее, разницу он считал сугубо технологичной. Все это – формы выражения эмоций, а талантливый человек (как он сам) может одинаково успешно работать во всех сферах.
Текст: Софья Егорова.